Сергей Оборин
Как устроен шоу-бизнес? Чемпион высшей лиги КВН: Неудержимый Джо, МГИМО: Парапапарам, Сердце Сибири

Андрей Твити: Серёга, привет! Рад тебя видеть. Мы с тобой давние друзья, но не виделись уже миллион лет. Как ты, что ты, чем занимаешься? Как ты попал в КВН и на телек? Рассказывай!

Сергей Оборин: Андрюха, привет! У меня к тебе тоже огромное количество вопросов, но раз ты начал вперёд, то я буду отвечать первым. Мне сейчас 36 лет. Я родился и живу в Новосибирске, но жил тут не всё время. В какой-то момент в моей жизни возникло творчество, и вместе с ним случились перемены. Всё, наверное, началось ещё со школы. Заканчивая её, я не знал, кем вообще хочу быть.

Андрей Твити: Что это значит? Расскажи подробнее.

Сергей Оборин: Это значит, что в десятом-одиннадцатом классе, когда люди уже готовятся к поступлению и понимают, что «медицина — это моё», «я точно буду айтишником» или «спорт — моё призвание», мне вообще ничего не было понятно. Я оказался на распутье, на котором было очень много указателей, но не понимал, на какой из них взглянуть.

Андрей Твити: Слушай, ну ты же прямо с самого детства хохмил дай Бог, как я помню!

Сергей Оборин: Я как-то не подразумевал даже, что это может стать основной частью моей жизни и превратиться сперва в хобби, а потом в род деятельности. Изначально это было просто желание чаще радоваться и улыбаться. Потом я понял, что у меня получается это транслировать и давать другим людям возможность так же радоваться и улыбаться. В общем, сначала я решил поступать в университет.

Андрей Твити: В какой? В Новосибирске?

Сергей Оборин: Да, в Новосибирске. Я поступил в железнодорожный университет СГУПС, и выбрал я его, потому что он красивый. 😅

Андрей Твити: Смешно! Но почему бы и нет? Знаешь, как было у меня? Мягко говоря, в школе я не был отличником, и в девятом классе мама мне сказала: «Андрей, кажется, красивый СГУПС тебе не светит, не хотел бы ты посмотреть на колледжи?» Поэтому я начал смотреть на колледжи, в которые можно было пойти после 9 класса и которые были поближе к дому. Я рассматривал два варианта: химико-технологический колледж и автотранспортный техникум. Выбрал автотранспортный, потому что он был более «пацанским» 😃 Ну а потом, окончив техникум, я пошёл в институт.

Сергей Оборин: У меня всё было не так. Я от родителей слышал только одно: высшее образование — залог успеха, это важно, это самое главное в жизни мужчины. А почему я сделал именно такой выбор? Просто потому, что с детского садика у меня была учительница по физкультуре. Когда я пошёл в начальную школу, она стала преподавать физкультуру в младших классах. Потом я перешёл в средние классы, и там она тоже преподавала физкультуру. В старших классов у пацанов была ОФП, но моя учительница преподавала только у девочек. Но я занимался волейболом, где она была тренером. Однажды я встретил её на улице, и она сказала, что уходит работать в НИИЖТ (прим. ред.: так назывался СГУПС в 1953-1993 годах). Я спросил, где он находится, и она предложила показать. Мне очень понравилось здание университета, и я решил попробовать. Просто поступил на тот факультет, где работала моя учительница физкультуры, потому что там любили спортсменов, а я пять лет занимался волейболом.

Андрей Твити: То есть тебе вообще не принципиально было, на кого учиться?

Сергей Оборин: Абсолютно. Я просто сдал экзамен. Тогда ещё можно было выбирать, сдавать ЕГЭ или нет.

Андрей Твити: Разве у тебя уже был ЕГЭ? По-моему, у меня не было.

Сергей Оборин: Тогда можно было один из экзаменов в одиннадцатом классе сдать в форме ЕГЭ и предъявить его результат для поступления.

Андрей Твити: Наверное, это как раз был переходный период. В десятом и одиннадцатом классах я не учился, а в девятом у меня были обычные советские экзамены. Помню, что писал диктант по русскому.

Сергей Оборин: Да, в то время ЕГЭ ещё был экспериментом. В общем, я поступил на факультет «Управление процессами перевозок», где были такие дисциплины как сопромат, термех, гидравлика, электростатика… Короче, вот такие слова. И пары были такие, что ты один раз чихнул — и перестал что-либо понимать, зевнул — и всё, выпал из процесса. И тебе срочно надо догонять, после пар идти на всю ночь заниматься, просить помощи у самой умной девочки. В итоге я понял, что это абсолютно точно не моё. А творчество случилось там же, на первом курсе, когда я шёл по коридору мимо деканата и увидел объявление, что собирается команда КВН.

Сергей Оборин: Не знаю, как в других ВУЗах, но в СГУПС есть КДЦ — культурно-досуговый центр, где объединены различные творческие направления: пение, танцы и, в том числе, КВН. В КДЦ классный актовый зал, и есть возможность расти в творческом направлении.

Сергей Оборин: Для первокурсников проводится подробная презентация КДЦ, чтобы они понимали чем можно заниматься помимо учёбы. На такой презентации я и увидел выступление команды КВН, и для меня лучше ничего не было. Первое время, находясь в институте, я думал, что здесь нужно только учиться, и видел грустных людей с тетрадями. А здесь люди просто вышли на сцену и прикалываются, все смеются, и это так клёво. Сейчас я уже могу сказать, что куда тебя тянет, тем и нужно заниматься, а тогда я даже об этом не думал. Как-то интуитивно последовал своему внутреннему позыву. И мне очень запомнилось всё, что происходило на сцене.

Андрей Твити: И ты записался?

Сергей Оборин: Да, я просто пришел в деканат и записался, вместе с тремя парнями, с которыми мы поступили на одну специальность — «Безопасность технологических процессов и производств». Я не знаю, чем сейчас занимаются мои бывшие одногруппники, но мы трое поступили туда точно не потому, что хотели быть безопасниками. Мы втроём были на мероприятии, где нам понравился КВН, и втроём туда записались, и все стали ходить на репетиции.

Сергей Оборин: В команде было тридцать человек, это огромное сборище людей. В своё время легендарная сборная Казахстана в составе пятнадцати человек на сцене смотрелась огромной, а нас было тридцать. Но с каждой репетицией становилось всё меньше, потому что многие приходили по незнанию.

Андрей Твити: А как проходит репетиция?

Сергей Оборин: Кто-то берёт на себя ответственность говорить первым. Когда мы зашли, на парте сидел некий Константин. Тоже первокурсник, но, видимо, в школе у него был подобный опыт. Он вещал, как юмористический коуч: объяснял, что мы должны быть командой, спрашивал, смотрели ли мы КВН по телевизору. Мы начали пытаться что-то делать, но ничего не получалось — мы просто ржали и не понимали, над чем. У нас не было никакого представления, как это показать на сцене.

Андрей Твити: То есть там не было какой-то организации, программы? Вы нашутились, посмеялись и разошлись?

Сергей Оборин: Да. И на следующий день мы просто встречались в то же время. Но в какой-то момент Константин стал приносить какие-то прописанные диалоги, и стало более или менее понятно, что от нас требуется. Спустя годы мы узнали, что это были шутки Жванецкого.

Андрей Твити: Классика!

Сергей Оборин: Классика, но… При всём уважении, это табу в КВН. Мало того, что нельзя использовать чужой материал, так это ещё и та сфера юмора, на которую КВН даже не смотрит. Сейчас есть стендап, он вообще отдельно живёт, а тогда таким был КВН. Это было модно, актуально, свежо, а юмор Жванецкого предназначен вроде как для тех, кто постарше, для тех, у кого более приземлённые взгляды на юмор.

Короче, мы показывали эту ерунду, танцевали в женских нарядах на сцене, и, несмотря на всё это, мне очень нравился процесс. Я прекрасно помню тот момент, когда я пришёл домой и мы сели с мамой на кухне смотреть КВН. Игре исполнялось тогда 45 лет. Это было в декабре, к тому моменту я уже сыграл две игры. И я сказал маме: «КВН уже практически полвека — 45 лет люди играют в одну и ту же игру. Представляешь, как было бы круто, если бы, когда КВН будет 50 лет, я вышел на сцену в финале юбилейного сезона?» И в пятидесятый Юбилейный сезон КВН я действительно играл в финале, привёз на игру своих маму, папу, дедушку. Это про материализацию мыслей.

Андрей Твити: Это очень классно, но между тем, как вы собрались и начали шутить, и тем, когда ты вышел на сцену на Первом канале, как будто небольшая пропасть. Как попадают люди на Первый канал?

Сергей Оборин: Это не маленькая пропасть, а гигантская ямища! У всех этот путь разный. Когда прошёл первый год моей учёбы, моих походов в «университехникум», как я его называл, настало время сделать выбор: либо творчество, либо учёба. И я понимал, что второе мне не подходит.

Андрей Твити: В американских ВУЗах если ты, например, спортсмен, тебе помогают в учёбе. А у нас, если ты играешь в КВН, это тоже так?

Сергей Оборин: Совсем не так. Это полярные вещи, и оценки становятся только хуже. Были ситуации, когда я приходил на сессию и говорил преподавателю, что хочу сдать зачёт, а в ответ слышал вопрос, кто я вообще такой. Отвечал, что я Сергей Оборин из такой-то группы, занимаюсь творчеством, мы с ребятами играем в КВН. На что преподаватель просто выгонял с зачёта.

Сергей Оборин: Я всё же окончил институт, но другой факультет. Когда я принял решение, что буду заниматься творчеством, то перевёлся на гуманитарный факультет, направление «Управление персоналом». Там была единственная в институте женщина-декан, Валентина Михайловна. Она любила творчество и хотела, чтобы на её факультете оно было. Мы предложили давать ей это творчество, чтобы она в ответ давала нам возможность чуть позже сдавать сессию. Конечно, нам никто не ставил оценки просто так. Но мы могли себе позволить опоздать на сессию на месяц или не прийти на пары, потому что у нас игра в соседнем городе, и мы уехали на несколько дней. Валентина Михайловна всё понимала и поддерживала нас, и это было очень круто и ценно, потому что во всех других ВУЗах и на других факультетах творчество не поощрялось, учёба была на первом месте. А тут такая возможность. И вот за шесть лет я доучился до пятого курса.

Андрей Твити: Ты отучился пять курсов? Четыре же бакалавриат.

Сергей Оборин: Нет, на пятом курсе ещё была учёба, а после Нового Года ГОСы и диплом. Я тогда за месяц сдал три сессии и ГОСы. Больше никогда в своей жизни я так сильно не впитывал знания.

Андрей Твити: Раз уж заговорили о знаниях, скажи, ты изучал в институте английский язык?

Сергей Оборин: По английскому языку в университете у меня стояла пять, но знаю я его на ноль 😅 Вот как это получилось. У нас была взрослая женщина-преподаватель, и она очень плохо печатала. А я человек сказал ей, что супербыстро печатаю и могу помочь с любым текстом. Ей нужно было набрать текст на семь страниц формата А4. И вот, вместо того чтобы слушать лекции, я уходил в её кабинет, сидел там и очень медленно печатал.

Андрей Твити: Кажется, шанс выучить английский в институте ты упустил.

Сергей Оборин: Дело не в этом. Я прекрасно помню, как сложно в институте, потому что туда приходят абсолютно разного уровня люди, и их пытаются поделить на две группы: бестолковых и менее бестолковых. Причём я по какой-то причине оказался в сильной группе. Короче, там было много трудностей, которые мне предстояло преодолеть. И в целом в институте нет никакого индивидуального подхода.

Андрей Твити: И группа человек тридцать, наверное.

Сергей Оборин: Тридцать делят на две группы, получается по пятнадцать. Но из этих пятнадцати есть один, кто вообще не знает язык и не может две буквы прочитать, а есть тот, кто свободно разговаривает с преподавателем на английском языке. А ты сидишь и думаешь: «Я вообще что тут делаю? Может есть третья группа, где люди учат английские звуки?»

Это была уже не первая моя попытка познакомиться с английским. Сначала в школе я во втором или третьем классе около полугода ходил в англоязычную школу для мелких детишек. Там было a frog — лягушка, a fox — лиса, вот такой уровень. Мне нравилось, как это звучит и мне нравилось извлекать из себя эти прикольные, необычные звуки. Поэтому я просто повторял, как слышал, наверное, более точно, чем другие дети.

Сергей Оборин: С пятого класса в моей школе начался турецкий. Зачем? Этот вопрос задавали все вокруг, в том числе и турки, которые приехали преподавать язык в пятом классе, в школу № 202 города Новосибирска. После третьего класса нас всех разделили, и наш класс «А» стал каким-то впереди идущим. Видимо, нужно было что-то сделать такое, что отличало бы его от других. Почему-то директор решил, что это будет турецкий. Перспективно, модно, круто, надо делать. Мы стали учить турецкий, преподаватели-турки менялись каждые две-три недели, потому что они просто нас не выносили. В итоге я выучил турецкий алфавит и счёт, а ещё запомнил и выучил турецкую песенку, которую всегда пою, встречая турков. Они на меня смотрят огромными глазами и удивляются.

Андрей Твити: А в чём смысл песни?

Сергей Оборин: Это песня про маленькую-маленькую птичку и какие-то её приключения. Я не помню даже перевод толком. Я несколько раз встречался с турками, в том числе в Турции, и пел им эту песню, если это можно назвать пением. Короче, на этом мой турецкий закончился.

Сергей Оборин: Английский, который был в школе, — это тоже ужас. Не стану винить преподавателя; может быть, это я не впитывал знания. Но мне кажется, первостепенная задача педагога — заинтересовать ученика, потому что английский — это не самое интересное, чем может заниматься маленький пацан в школе. У меня на уме было пойти пинать мяч, а мне говорят про lesson one. Примерно так же получилось в музыкальной школе. Я хотел заниматься гитарой, пришёл, а мне сказали: «Сольфеджио». Я посидел там час, подумал: «Ещё и здесь писать», и ушёл.

Андрей Твити: Слава Богу, что гитару не купил 😄

Сергей Оборин: Вот если бы на первом занятии мне дали в руки гитару, и я бы хоть криво, но что-то сыграл, возможно, у меня было бы другое ощущение от похода в музыкальную школу, и я бы и сольфеджио это проглотил. Но так как мы сразу начали с рисования скрипичного ключа, ничего не вышло.

Андрей Твити: Вернёмся КВН. В институте ты практиковался со своей командой, потом каким-то образом оказался в Москве. Расскажи об этом подробнее.

Сергей Оборин: Тогда нужно вернуться чуть-чуть назад, потому что мы ещё в Новосибирске поиграли в нескольких лигах.

Андрей Твити: Название команды у вас уже сформировалось?

Сергей Оборин: «Сердце Сибири» — команда, которая появилась как сборная из двух: часть ребят из нархоза (прим. ред.: Новосибирский государственный университет экономики и управления), один парнишка вообще из Нерюнгри, где когда-то была известная команда — «Дежа Вю». В той команде была Надя Ангарская, которая потом выступала в Comedy Woman, и Саша Пташенчук, который снимался в «Однажды в России». Ещё Лёня Моргунов. Мы с ним просто дружили, играли вместе и поняли, что было бы классно объединиться и сделать что-то общее. Мы собрали эту команду и стали экспериментировать в новом составе.

Сергей Оборин: Отправная точка всего движения на планете КВН — это фестиваль в Сочи.

Андрей Твити: Как это происходит?

Сергей Оборин: В середине января в Сочи приезжает 500 с лишним команд со всей России и СНГ. Обычно там 15 стран, сейчас может быть меньше. Но команд стало больше, что удивительно, потому что популярность КВН немножко упала, и команд, по идее, должно быть меньше.

Сергей Оборин: Итак, КВН потихоньку внедрился в систему образования, мы стали общаться напрямую с ВУЗами, с ректоратом. Я помню как приходил к своему ректору и говорил: «Мы вышли на Первый канал, к Маслякову, нам нужно немного помочь финансово».

Андрей Твити: Можно даже попросить финансирование?

Сергей Оборин: Да, это же десять человек едут представлять ВУЗ. Нужно как минимум долететь, где-то поселиться. Он отвечал нам: «Ребята, ну какой КВН, какой Первый канал? Вот если бы вы народными танцами занимались, я бы дал вам денег».

Получается, что с первого фестиваля в Сочи у нас началась более развёрнутая КВНовская жизнь. Когда он случился, это дало нам возможность поехать в Красноярск, первый город, в котором была официальная лига — центральная лига КВН «Азия». С неё всё и началось.

Сергей Оборин: Дальше есть некая пирамида лиг, от самых простых — университетских в разных городах, потом идут более серьёзные официальные лиги.

Андрей Твити: Как правильно: городская, потом областная лига?

Сергей Оборин: Тут даже нет географической привязки. Просто, например, в городе есть люди, которые занимаются КВН, будучи участниками высшей лиги. И у них в какой-то момент появляется желание создать свою лигу, они это пробуют, делают. Я предполагаю, что так создавались все лиги. Люди берут на себя ответственность, вот и всё.

Сергей Оборин: Когда эти лиги создавались, всегда выбирались территориально более доступные города: много населённых пунктов вокруг Красноярска, Новосибирска, Омска. Есть КВН в Самаре, Нижнем Новгороде, в Краснодаре. И вот есть города, в которых самые тяжеловесные подлиги. Потом три основных лиги: Премьер-лига, которой сейчас уже нет, она в какой-то момент ушла из поля зрения и перестала существовать…

Андрей Твити: А почему так произошло?

Сергей Оборин: Ну, видимо, рейтинги, финансы.

Андрей Твити: Когда я смотрел КВН, по-моему, Премьер-лигу вёл Масляков-младший, а Высшую — Масляков-старший.

Сергей Оборин: Да, а сейчас появился проект «Лига городов» на «ТНТ», где Сан Саныч Масляков принимает участие. Это тоже КВНовский проект, который сумел договориться с «ТНТ». Это детище, которое долгое время назревало. Тогда это была Премьер-лига. То есть было три основных лиги: Первая лига, Премьер-лига и Высшая лига.

Андрей Твити: То есть, когда ты попал в эту историю, было три лиги? Вы прорвались сначала в Первую, потом в Премьер-лигу?

Сергей Оборин: Первую лигу в Нижнем Новгороде мы год откатали, и 2008 год для нашей команды «Сердце Сибири» был очень результативным. Все лиги мы играли в «Азии», в Первой лиге, в лиге РЖД. Мы выиграли все игры во всех лигах за год. Это такой негласный рекорд — первое место в каждой игре. И потом, в 2009 году, мы попали в Премьер-лигу.

Андрей Твити: Ты играл в нескольких командах. Самая последняя — «Парапапарам»?

Сергей Оборин: Самая последняя — это «Неудержимый Джо», с которым мы стали чемпионами.

Андрей Твити: Подожди, «Сердце Сибири» — новосибирская команда, «Парапапарам» — московская, а «Неудержимый Джо» — это сборная из всех городов, из всех команд?

Сергей Оборин: Это сборная из участников команд, которые в своё время были финалистами, но чемпионами не стали. Мы все были финалистами или вице-чемпионами, как и «Парапапарам» — вице-чемпион Высшей лиги. А чемпионами стала вот эта сборная команда, ради чего, собственно, она и создавалась когда-то. Просто это такой откровенный проект, в котором была одна цель — закрыть гештальт.

Андрей Твити: Вот мне интересно по поводу стилей. В детстве я много смотрел КВН и запомнил, что у каждой команды есть определённый стиль юмора, подача. У вас был какой-то особенный стиль, что у «Сердца Сибири», что у «Парапапарам»? Если честно, я не очень хорошо помню всю жизнь КВН. Был ещё «Фёдор Двинятин»…

Сергей Оборин: Да, «Фёдор Двинятин» и легендарный Саша Гудков, который до сих пор в мире юмора и творчества.

Андрей Твити: У Саши Гудкова юмор на грани лютого кринжа, и это прикольно.

Сергей Оборин: Это была первая из смелых КВН-альтернатив. Потому что до какого-то времени преобладала классика. А потом стали появляться другие образы, другой формат и стиль. И команды, у которых есть эта отличительная черта, стали выигрывать гораздо чаще, нежели те команды, у которых было просто семь красивых дядек в костюмах, которые вроде и показывают что-то весёлое, но… На фоне классического КВН гораздо выигрышнее смотрится, когда у тебя есть такая женщина, как Оля Картункова из Пятигорска, — у каждого в жизни есть похожая соседка, и для тебя это смешно, понятно. В то время и стали появляться эти клёвые фишки у команд.

Андрей Твити: А у вас была какая-то клёвая фишка?

Сергей Оборин: В «Сердце Сибири» у нас была просто своя волна, наверное, общий драйв внутрикомандный. Во-первых, КВН — это для меня разная история, потому что в нём есть проекты, а есть команды. Я называю «Сердце Сибири» командой, потому что мы, что называется, с первого класса вместе, и за всё, что мы сочиняем, показываем, отвечаем тоже вместе. Мы ржали, смеялись и проводили вместе время. В институте мы делали то же самое: отдыхали в заведениях, ходили друг к другу в гости, общались во время репетиций и вне репетиций. У нас было комьюнити, которое просто кайфовало от того, что мы есть. Мы обрастали, так скажем, аудиторией, своими знакомыми по общим интересам. Это была суперхимия и она до сих пор в какой-то степени продолжается с ребятами, у нас есть какая-то связь.

Сергей Оборин: Что касается отличительной черты на сцене. В КВН есть такая штука — защита материала. Ты должен написать, что собираешься показывать: прописать диалоги, шутки. Так ты фиксируешь, что этот материал принадлежит «Сердцу Сибири». Но у «Сердца Сибири» была всегда проблема написать эту защиту материала, потому что у нас юмор — это просто какие-то приколы, звуки, визуальные штуки. Всё это хорошо не пропишешь. У нас ведь по факту не было реприз, где ты говоришь предложение, и от этого всем смешно. Мы просто могли издавать какие-то звуки и использовать набор визуальных приколов. Например, как мы придумали одну шутку в Москве. Денег на реквизит у нас не было. И мы просто нашли во дворе трубу и подумали, что это очень крутой реквизит. Мы поняли, что в изогнутую часть трубы вмещается голова человека — значит, нам надо придумать, по какой причине он там оказался. И мы от обратного стали придумывать шутку. У нас была история про погоню на сцене, и мы эту трубу интегрировали туда. Наверное, это что-то такое мультяшное, динамичное, весёлое.

Андрей Твити: То есть больше не за счёт юмора, а за счёт эмоций, движения, действия?

Сергей Оборин: И юмора, в том числе, но больше визуального.

Андрей Твити: Как ты стал играть за команду МГИМО? Тебе же нужно было поступить в институт, чтобы начать играть?

Сергей Оборин: Изначально нет. Шёл всё тот же фестиваль в Сочи, и в какой-то момент у «Сердца Сибири» и у города Новосибирска в частности не было возможности финансировать нашу команду. Мы не могли поехать на фестиваль, об этом мы знали заранее. А ребята, с которыми мы общались и играли в одном сезоне — команда «Парапапарам» — в какой-то момент стали нуждаться в новых людях. В связи с этим мне и Лёне поступило предложение, и мы вдвоём поехали на фестиваль в Сочи вместе с этой командой. Так мы превратились из пацанов со двора в серьёзных ребят. Сначала мы много раз сталкивались с тем, что наши шутки разворачивали редакторы — компетентные люди, когда-то игравшие в КВН. Они помогали нам собирать выступления.

Андрей Твити: Тоже интересная тема. Это же как развитие карьеры у футболистов: когда ты закончил играть, можешь стать тренером. Насколько я знаю, ты часто выступаешь в жюри КВН?

Сергей Оборин: Да, сейчас я часто сижу в жюри.

Андрей Твити: И как редактор, писатель, автор ты тоже выступаешь?

Сергей Оборин: Я два года был редактором официальной лиги — Северной лиги международного союза КВН. Мы редактировали вдвоем с товарищем из команды «Союз», сейчас это шоу «Студия Союз» на «ТНТ», а этот товарищ — Саша Алымов. Как автор тоже, конечно же, творю, потому что очень глупо не использовать этот скилл в своей жизни. И это как наркотик — постоянная жажда что-то сочинить, придумать, реализовать, исполнить. Она на уровне телесных ощущений и эмоционального состояния всегда требует что-то сделать, сотворить. Я рад, что у меня есть возможность это применять, потому что есть корпоративный КВН, есть просто какие-то мероприятия, где требуется креатив. Например, я был режиссёром корпоративной игры КВН и делал всё, включая решения, какого цвета декорации и кулисы, какой должен стоять звук, кто будет вести мероприятие, какой текст будет говорить ведущий, как выстроить свет, где поставить камеру. То есть такое масштабное действо было в моей жизни. Я за него взялся, никакого опыта подобного не имея, но у меня получилось сделать всё очень круто. Я собой доволен и горжусь.

Сергей Оборин: Ещё бывают частные истории с авторством. У меня с детства как-то здорово всё с рифмой, и я это очень люблю. К очень многим песням, которые в КВН звучали у наших команд, я приложил свои извилины. И сейчас тоже мне это нравится. Например, в Новосибирске есть достаточно известные люди — владельцы крупных организаций. В канун восьмого марта они хотят поздравить своих сотрудниц с праздником и всегда подходят к этому креативно. Они говорят: «Давай мы сделаем что-нибудь прикольное — запишем песню, снимем клип». Я вместе с ними собираю информацию, что это за девушки, в каких отделах работают, как живут, какие у них есть приколы, и на основании этой информации пишу прикольные песни.

Андрей Твити: Возвращаясь к «Парапапарам» — вы играли с ними в Премьер-лиге?

Сергей Оборин: Уже в Высшей лиге.

Андрей Твити: С кем ты там играл? С «Фёдором Двинятиным» в том числе?

Сергей Оборин: По-моему, «Фёдор Двинятин» на тот момент уже закончил играть, но были другие достойные команды. Например, «Станция Спортивная» из Москвы и «СОК» из Самары — это чемпионы и вице-чемпионы. Ещё «Камызяки» из Камызякского края, «ГородЪ ПятигорскЪ», где Оля Картункова, Катя Моргунова и иже с ними. Также это «Студия Союз» из Тюмени, команда «Плохая компания» из Красноярска, где играли Миша Стогниенко и Валера Равдин — ребята, которые сейчас снимаются в «Однажды в России». По сути, с 2010 года и ближайшие пять лет — это такая эпоха самых ярких участников КВН, которые сейчас фигурируют на «ТНТ», «СТС» и делают очень много контента в интернет-пространстве. Это такие коренные игроки — любители КВН, которые с самых низов прошли весь этот путь и в дальнейшем просто направили своё творчество в интересные проекты.

Андрей Твити: Каково это вообще — быть на телеке? Я правильно понимаю, что это всё не кусками снимается? Это живое шоу, вы отыгрываете его перед публикой, а потом происходит монтаж, как на концертах. Так у вас происходит?

Сергей Оборин: Абсолютно так же.

Сергей Оборин: Расскажу о последнем финале, который был в моей жизни. 60 лет КВН — ещё один юбилей, последняя игра, которую вёл сам Александр Васильевич Масляков. Это было в «Крокус Сити Холл»  — на огромной площадке, которая вмещает шесть с лишним тысяч зрителей. Несмотря на то, что КВН сложновато в последние годы выдерживать конкуренцию, зал всегда заполнен, есть свои преданные фанаты. Для многих это по-прежнему семейная история: собраться за столом, попить чай и посмотреть КВН.

Сергей Оборин: КВН по телевизору и КВН вживую — это вообще две разные вселенные, энергия, восприятие. Я достаточно долго занимаюсь юмором, и, когда смотрю КВН по телевизору, у меня включается профессиональное: я перестаю смеяться вслух и чаще оцениваю шутки внутри себя. Но когда я смотрю КВН вживую, в частности, если сижу в жюри, — всё совсем по-другому. Потому что ты чувствуешь людей, видишь их взгляды, слышишь их дыхание в микрофон. Это химия, которая создаётся внутри зала, и это круто! Вживую КВН смотреть гораздо интереснее и гораздо смешнее. Всё воспринимается прикольнее, и ты понимаешь ради чего это происходит. КВН — это шоу, и его масштаб ты понимаешь только в зале.

Андрей Твити: Ты это всё рассказываешь с позиции зрителя. А с позиции актёра, когда ты на сцене — это же не как выступать в актовом зале, где сидят твои родители. В зале могут быть известные люди. Помню, когда я смотрел КВН по телевизору, в зале периодически появлялся даже Владимир Путин. Это, наверное, уже совсем другой уровень подготовки к выступлению?

Сергей Оборин: Да. И я не просто выступал при Путине — я показывал Путина при Путине.

Андрей Твити: И как он отреагировал?

Сергей Оборин: Путин смеялся над Путиным, которого я показывал. Очень необычный опыт. Это было открытие дома КВН в Москве, и президент на это событие, конечно же, приехал. Его ждали полтора часа, если не два, и никого не выпускали из зала. Все за кулисами были в напряжении и всем говорили: «Вот сейчас, сейчас!» Все подбегали, брали микрофоны, ждали минут пять, потом оказывалось, что всё-таки не сейчас. Все снова расходились, начинали переминаться с ноги на ногу. В итоге он приехал и дальше был просто фестиваль — такой формат праздника. По-моему, это не единственный раз, когда Путин был в зале на нашем выступлении. Но тот момент я очень хорошо запомнил, потому что в эфире чётко видно, где я показываю миниатюру, играю его самого, и потом следующий кадр, где он сидит и смеётся. На тот момент это была актуальная штука — появилась Лада Гранта, и он тестировал её. Мы сделали такую стёбную штуку, как это происходило. Он очень повеселился.

Андрей Твити: Есть ли в КВН цензура? Наверное, ты не можешь шутить обо всём подряд, есть какие-то рамки приличий?

Сергей Оборин: Это же Первый канал. Всё, что там происходит, автоматически происходит так, как будто в зале Путин. То есть ты не можешь выдернуть какую-то новость из повестки и превратить её в шутку, если зритель может как-то двояко её понять.

Андрей Твити: Смотри, как я это вижу. Весь материал пишется и отыгрывается сначала в нескольких низших лигах. Шутки тестируются, потом отправляются на редактуру и, если Первый канал одобряет, берутся в основную программу. И только тогда вы их можете шутить? Вы их где-то обкатываете сначала?

Сергей Оборин: Всё немного не так. До Высшей лиги и вообще до телевизионных лиг ты играешь в течение года в одной, двух или, может быть, трёх лигах: проверяешь материал, пишешь новый. Потом приезжаешь в Сочи, из этого собирается лучшее. С помощью этого материала ты попадаешь или не попадаешь в телевизионную лигу. Если попадаешь, то этот багаж материала может пригодиться тебе на одной, максимум двух играх. Дальше ты уже участник Высшей лиги. Если выступаешь успешно, то каждая игра у тебя начинается с нуля. Вы просто зарекомендовали себя как команда, которая может выступать с достойным материалом на телевидении, и новый этап — новая игра. Ты прошёл в одну четвертую и понимаешь, что у тебя есть конкурсы: визитка, домашка, что-то ещё. И ты просто начинаешь придумывать выступления.

Сергей Оборин: С командой МГИМО у меня был случай… История настолько парадоксальная и нелепая, что, наверное, это немного отражает, почему я вообще оказался в МГИМО и с чем мне пришлось столкнуться.

Я обычный парень из Новосибирска, который когда-то стал играть в КВН. И потом мне предложили играть за команду института международных отношений. Полтора года мы играли, наверное. Я с ребятами приехал из какого-то тура или с корпоратива из другого города, и у нас в Москве было мероприятие, которое проходило за закрытыми дверями. На Яндекс Картах даже здания такого нет: адрес нам скинули, а здание это никак не было обозначено. Просто какие-то координаты, и мы должны были до этой локации доехать.

Там была система пропусков, как будто сетчатку глаза, группу крови, резус фактор — всё у тебя проверяют. Мы прошли всю эту систему и оказались внутри, на закрытой вечеринке. Там были ребята из большого спорта, политики, шоу-бизнеса. Получается, это такой бомондный нетворкинг, но ещё и с элементами шоу. Здесь Сергей Безруков поёт песни Высоцкого, там Ян Арлазоров играет на фортепиано, тут же Валерий Комиссаров — создатель бренда «Моя семья» и ток-шоу «Дом 2». Там был и Владислав Третьяк. И все эти известные люди совершенно обычно выглядят, как мы с тобой. Мы там выступали с ребятами из Comedy, показывали лучшее из своих выступлений за последние примерно полтора года.

Сергей Оборин: И вот заканчивается наше выступление. А гримёрка выглядит так, как будто там праздник проходит: огромные фужеры, из которых, мне кажется, надо пробовать самое необыкновенное вино, красная икра размером с мою голову — всё очень вкусное, сочное, масштабное. Люди, естественно, такие же, всё это выглядит фешенебельно. А я по-прежнему остался человеком из Новосибирска, очень простым парнем. Была зима, я переоделся. Стою в подштанниках с вытянутыми коленями, в одной руке огромная креветка, в другой фужер с винищем — у меня всё хорошо. В какой-то момент я поворачиваю голову в сторону входа в гримёрку и вижу, что ребята мои с кем-то разговаривают. Я к ним подхожу и слышу, как мужчина говорит: «Парни, спасибо большое, что приехали. Мы очень рады вас были видеть. Благодарим вас за то, что подарили нам такой классный юмор». Я доедаю креветку, убираю бокал в левую руку и просто здороваюсь с этим мужчиной. Громко так, с хлопком. И говорю: «Спасибо вам от души просто! Вы зовите, если что, у вас вообще всё круто: тут и креветки вкусные, и вино, и люди такие интересные — всё классно. Всё, давайте, хорошего дня!» Говорю и ухожу.

За мной ребята вдогонку бегут, говорят: «Ты что? Что это было?!» А я не понимаю, что не так. Они спрашивают: «Ты что, не узнал его?» А тот мужчина выглядел абсолютно обычно, и я говорю: «Кого не узнал?» Они отвечают: «Ты уже полтора года в команде играешь, мы полтора года про него каждую игру шутим. Это же министр иностранных дел России — Сергей Лавров, а ты ему только что краба дал». Такое мне и в голову не могло прийти, я не смотрел новости. Ну и ладно, что такого, я же ему просто спасибо сказал по-человечески.

Андрей Твити: Судя по всему, раз уж ты после этого был неоднократно во многих странах, и это никак не повлияло на твою жизнь, может быть, он даже тебя запомнил.

Сергей Оборин: Не знаю. Но после этой ситуации я, конечно же, посмотрел на Сергея Лаврова по телевизору, и у меня перед глазами возникла картинка в замедленном действии, как я протягиваю ему руку и говорю: «Спасибо, вы зовите, от души, креветки у вас — огонь!» Да, чуть-чуть неловко, но весело.

Сергей Оборин: На третий год моей игры за МГИМО ректор задал администратору нашей команды вопрос, кто из нас вообще из МГИМО. Оказалось, только Ваня Абрамов, а остальные ребята из разных городов. Ректору не понравилось, что в команде играют какие-то гастарбайтеры, и он решил нас всех пристроить в университет. И мы, пять человек, у кого уже были дипломы о высшем образовании, пришли получать второе высшее в МГИМО. Но чтобы получить второе высшее в МГИМО, нужно поступить в МГИМО.

Сергей Оборин: Понятно, что мы поступали не так, как поступают обычные абитуриенты. И мы не могли поступить на бюджет, но при этом не платили за себя сами. Нам просто дали большую пачку денег — на пятерых 600 тысяч пятитысячными купюрами. За учёбу можно было заплатить только в специальном терминале, как раньше были для пополнения телефонного баланса. Нужно было вносить в него по пять тысяч и главное было не отвлечься, чтобы не заплатить за себя больше заплатить — тогда другим бы не хватило.

Сергей Оборин: Естественно, МГИМО — это английский язык. Изначально тебе это всё кажется прикольным: стать студентом МГИМО, говорить, что ты учишься в МГИМО — это престижно. Но когда дошло дело до вступительных экзаменов, наступили страхи, переживания и волнения, потому что нужно же сдавать английский. Нам сказали: не переживайте, всё сдадите. Но в любом случае надо подготовиться. И вот, нас пять человек. Я говорю, что точно первым не пойду, хотя я обычно сразу первым иду на всех экзаменах, тягомотина — это не моё. В итоге пошёл тот, кто более или менее владел языком. Мы до этого были уже за границей с командой и примерно понимали, у кого какой уровень. Миша — звукооператор команды, он более или менее разговаривал на английском, и он пошёл первым. Через некоторое время выходит оттуда, улыбается. Мы на него набрасываемся с вопросами, пытаемся выяснить, что спрашивал преподаватель, а он просто злодей, ничего нам не сказал. Следом пошёл второй, а потом настала моя очередь. Захожу я, и преподаватель начинает разговаривать со мной на английском, просит рассказать о себе. Я говорю: “My name is Sergey, my surname is Oborin. My grandfather was a sailor and he was a captain on the ship. I have a dog, her name is Alice.” Преподаватель на меня смотрит и пытается делать вид, что это нормально — он же принимает экзамен, пусть это и выглядит, как полная дурь. На вступительных экзаменах в МГИМО я ему про деда-моряка рассказываю и про собаку! Периодически он задавал вопросы, но, слава Богу, никуда в сторону меня не уводил, говорил со мной на очень простом английском. То есть он меня не пытался завалить, он всё понимал прекрасно. Но тот стыд, что я вообще не могу даже простыми предложениями пообщаться на английском, возникает у меня всегда, как только речь касается языка. Всегда это волнение, переживание, какое-то ощущение себя необразованным, каким-то недотёпой, который не может просто построить предложение.

Сергей Оборин: Ну и всё, закончился экзамен. Преподаватель говорит: “Thank you so much, goodbye.” В итоге мы все поступили. Потом делились друг с другом, как кто сдавал экзамен. Первый рассказывал, что катается на скейте, другой ещё про что-то… Вот с таким уровнем знаний английского мы поступали в МГИМО. Доучиться нам не суждено было, потому что мы закончили играть в команде, и ВУЗу стало неинтересно платить за нас такие деньги. Но такой прикольный опыт у меня был, и даже остался студенческий.

Андрей Твити: Сколько ты учился там?

Сергей Оборин: Полтора года. Но я даже не учился: мы сказали всем преподавателям, что у нас будут игры, и ходить на пары нам некогда. Важно было приходить на экзамены и зачёты. К слову о том, нужен ли английский в профессии ведущего. В ивентах периодически встречаются подобные запросы, которые я просто вынужден пропускать. Приставка МГИМО в моём портфолио — крючочек для этих запросов: люди думают, что если я окончил МГИМО, то с английским у меня все в порядке. Причём, как правило, это ведение мероприятия на русском языке, просто там есть англоязычные гости, которым нужно объяснить какие-то вещи. Требуется примитивный английский — не нужно разговаривать про физику, историю или экономику. Но тем не менее, мне мешает внутренний страх того, что я не пойму иностранца, не смогу ему что-то объяснить или выскажусь так, что даже не знающий английского человек поймёт, что я криво говорю. Поэтому я всегда отказываюсь от такой работы. А ребята с успехом работают в Дубае, в Европе. Я тоже работал в Европе, в Италии. Но там я вёл свадьбу на русском языке.

Андрей Твити: Как ты считаешь, на каком уровне нужно владеть языком, чтобы чувствовать себя комфортно в ивенте? Тебе достаточно уметь просто объясниться с гостями или ты хочешь шутить на английском? Это же тоже навык: ты не можешь просто взять и дословно перевести шутку с русского на английский, нужно её интерпретировать. Уметь читать на иностранном языке и вести мероприятия — это немножко разные вещи.

Сергей Оборин: Да, это разные вещи, и, отвечая на твой вопрос, — второе. Всё-таки гораздо круче, когда ты владеешь языком больше, чем на базовом уровне, потому что очень важный момент ведения мероприятия — это отношение публики к тебе. Расположить к себе незнакомых людей тяжело. Понятно, что это опыт, возможность общаться и подбирать слова, харизма, внешность — много разных факторов. Но бывает зритель, который вообще никак к тебе не расположен. И когда ты умудряешься сказать в его сторону одно-два предложения на английском, выдать персональную шутку, даже если её никто больше не поймёт, то он переходит на твою сторону. Возможно, в масштабах мероприятия и большого количества людей это единицы, но очень важные единицы, которые добавляют связь с аудиторией. Ты становишься своим человеком для всех.

Андрей Твити: Да, ещё очень важно установить зрительный контакт с залом, когда ты не смотришь в одну точку, а взаимодействуешь со всей аудиторией. Наверное, английский может в этом помочь. Кстати, пока ты говорил, я вспомнил популярного комика, который сейчас гастролирует по Штатам. У него отвратительный английский, но он всё равно умудряется шутить, и в этом есть какая-то фишка. Я не о том, что язык должен быть плохим, просто топорный русский акцент и ошибки тоже можно классно обыграть в стендапе.

Сергей Оборин: Если ты профессиональный ведущий, такая возможность всегда есть. У меня были такие прецеденты, когда я откровенно выдавал это за свой ход в общении. Мне пытались что-то сказать на английском, я говорил “ok, together, because”, и всё. Я сразу давал понять, что очень stupid в этом направлении, типа я шучу над собой таким образом. Это веселит русскоязычных, потому что половина из них такие же, но это не поднимет меня в их глазах — они поймут, что со мной явно каши не сваришь.

Сергей Оборин: У меня в жизни случались разные ситуации, когда я на улице встречал иностранцев, которые приезжали в Новосибирск. Встречаешь их где-нибудь на набережной, они что-то говорят, а я понимаю через слово. Понятно, что они спрашивают, как пройти, или что-то такое. Но надо же ответить, а мне тяжело сформулировать и более или менее грамотно донести мысль. Есть у меня такая проблема, но я её никак не решаю на данный момент.

Андрей Твити: Тем не менее, до эфира ты поделился тем, что ты был в семнадцати разных странах. Даже если ты вёл мероприятия для русских, например, в Италии, но ты же там как-то выжил, как-то общался?

Сергей Оборин: Выжил, общался. Мне в этом помог хоть какой-то словарный запас и возможность просто говорить русские предложения, заменяя слова на английские. Поделюсь наблюдением, оно будет понятно тебе и всем, кто знаком с языком и долгое время занимается его изучением. Я две недели был в Израиле, и где-то через 7-10 дней ехал в такси. Водитель — какой-то европеец, точно не знаю, кто по национальности. Он говорил на простом английском. Мы ехали 15 минут в машине и вели равносторонний диалог. Я рассказал ему о себе, о городе, о машинах и дорогах, о своей сестре, о валюте и сложностях перевода и обмена денег, о погоде. Только в конце поездки я понял, что спустя эти 7-10 дней за границей уровень моего разговорного английского вырос, и я почувствовал себя уверенно. Кстати, о шутках. Не знаю, как это звучало в ушах таксиста, но он пару раз посмеялся, и мне это тоже очень польстило.

Андрей Твити: Ты правильно заметил, это жизненная история! Потому что есть две категории людей. Первая хочет заниматься с русскоязычным преподавателем, потому что иностранец — это страшно. Они думают: «Я не пойму, он не поймёт, я буду выглядеть дураком, мне ещё рано, вот когда я выучу язык полностью, тогда и буду говорить». Вторая категория — люди, которые, говорят: «Нам нужен американец». Или: «Мы только с британцем будем заниматься». На самом деле, ты не так часто столкнёшься с чистокровным американцем или британцем с королевским акцентом. Даже если приедешь ты в Лондон, нужно понимать, что там куча разных диалектов и акцентов. То есть люди зачастую не понимают, что английский — это международный язык, глобальный, и что гораздо с большей долей вероятности ты столкнёшься, допустим, с тем же турком, который говорит по-английски. Или с итальянцем, китайцем, японцем — с кем угодно. Поэтому очень важно учить английский с разными культурами. У нас в школе работают как русскоязычные преподаватели, так и иностранные, причём из разных стран. Сейчас у нас есть преподаватели из США и Великобритании, естественно, но также из Турции, Алжира, Египта, Ирана, с Филиппин… Сейчас у нас представлено 15 разных стран, в том числе ближнее зарубежье: Казахстан, Армения.

Андрей Твити: Суть в том, что английский, как и любой другой язык, — это язык общения. Он не состоит только из правил грамматики и какого-то словарного запаса, он состоит из коммуникаций. Самое важное — начать понимать, например, когда на тебя идёт человек, машет руками, кричит что-то. И тебе нужно понять: он идёт тебя бить или он рад тебя видеть? Надо убегать или идти обниматься с ним? Это первое. А второе — нужно научиться коммуницировать, причём на этом этапе нужно научиться взаимодействовать с людьми. Неважно, какой у тебя уровень, любой язык можно учить до бесконечности, нет предела совершенству. Даже преподаватели английского языка постоянно сдают какие-то новые экзамены, улучшают свой уровень. Нельзя запариваться и думать, что «вот выучу грамматику, только тогда начну говорить» или «мне нужно три тысячи слов, которые писал Шекспир, пока их не вызубрю, не буду говорить». Это все фигня. Самое главное — перестать бояться и хоть коряво, но начать извлекать из себя какую-то речь. Западная культура выглядит таким образом, что тебя не шеймят, как у нас, когда на уроке ты сказал какую-то глупость, и все ржут над тобой, тыкают пальцем, Марья Ивановна стучит указкой. Там другая культура: люди понимают, что английский не твой родной язык.

Андрей Твити: В 2010 году я ездил в Нью-Йорк. К тому моменту я долго учил язык, уже работал в международной школе и управлял преподавателями английского языка, говорил на английском дома. И вот я приехал в Нью-Йорк и пришел в ужас, потому что ничего не понимал. Они там говорят на пятисот разных диалектах, у ньюйоркцев еще темп речи быстрый. И я такой: «Где мои сертификаты и дипломы? Что я делал пятнадцать лет до этого?»

Сергей Оборин: Я тоже был в Нью-Йорке! Это одна из самых знаковых, дальних и вообще ярких поездок. Да, точно, понимаю, о чём ты говоришь. Как раз насчёт диалектов, произношения и того, как по-разному они общаются. Например, в отеле, когда люди понимают, что английский не твой родной язык, они говорят более размеренно говорят, пытаются донести до тебя информацию. А на улице, в баре всё вообще по-другому: ты просто слышишь шум. Везде говорят по-разному.

Сергей Оборин: Расскажу тебе историю. Она состоит из двух частей. У нас был тур в Америке, и нас поселили в большую, очень красивую гостиницу в Нью-Йорке. Было четыре команды, это двадцать человек. По уровню знания языка я бы отнес себя к десятому-пятнадцатому месту из двадцати. Среди нас бы единственный кудесник знаний: он год жил в Питтсбурге и здорово знал английский, потому что он ещё и врач, у него было много практики помимо обычного разговорного языка. Если он пропадал из зоны видимости, у всех паника начиналась. Я ещё куда ни шло, а одна девчонка у нас даже заплакала на пропускном пункте досмотра. Там ведь нужно проходить по очереди, отвечать на вопросы. И ты пытаешься объяснить, artist ты или actor. Artist — художник, но ты не художник, и уже на тот момент возникает путаница.

Сергей Оборин: Мы кое-как прошли досмотр, доехали до гостиницы, нас расселили. А дальше ты отрезан от мира. То есть ты приложил карточку к номеру, зашёл и всё! Как с кем-то связаться? Мы тогда только приехали, с местными сим-картами ещё не подружились, телефон не ловил. Соответственно, мы без связи. Только wi-fi, и к нему тоже надо подключиться, и не везде это получается. Эта девочка хотела позвонить подружке по внутреннему номеру в отеле. Ей нужно было набрать номер комнаты — 911. А она набрала 911 — службу спасения. Ей отвечают, а она им: «Олю позовите, мы из Пятигорска приехали!» Оператор позвала русскоговорящую девушку, которая объяснила: «Девушка, у вас в отеле, наверное, есть добавочный номер. Разберитесь, пожалуйста, потому что иначе мы вас спасать приедем».

Андрей Твити: А это очень дорого, если они приедут спасать 😅

Сергей Оборин: Ещё я большой фанат хоккея. Так что, когда я приехал в Нью-Йорк, решил попасть на матч НХЛ. Играли New-York Rangers против Detroit Red Wings. Я несколько дней подговаривал всех пойти на эту игру, собрал 15 человек. А утром в день матча благополучно проспал из-за разницы часовых поясов! Проснулся от звонка — пацаны звонят и говорят: «Ты всех на этот матч собирал, давай спускайся». Я так быстро никогда в своей жизни не собирался! Спускаюсь, а внизу никого нет. Я в одну сторону, в другую, на ресепшн — никого не могу найти. Пошёл на улицу, смотрю, идёт, чувак в джерси New-York Rangers. Я решил, что он точно на хоккей идет, и пошёл за ним, потому что даже не знал, в каком направлении мне нужно идти. В какой-то момент он свернул в бар — есть же опция просто посмотреть матч в баре по телевизору. Я вернулся к гостинице, и там какой-то местный чувак подсказал мне, куда идти.

Сергей Оборин: Полчаса я бежал до стадиона. Там много тысяч людей приходят на арену посмотреть хоккей, но я подумал, что своих 15 человек точно замечу. Так и случилось. Я подошёл как раз в тот момент, когда Ваня, который жил в Питтсбурге, раздавал всем билеты. И тут я подумал: «Неужели не успел? Или, может быть, они купили мне билеты?» Так страшно было, что я не попаду на матч. Выяснилось, что ребята пришли, когда билетов уже не было, и Ваня договорился с каким-то темнокожим братишкой, чтобы тот достал билеты. В итоге Ване продали билеты, но из них лишь один был на этот матч. Другие были на матчи прошлого года, на баскетбол и что-то там ещё. Ребята отдали мне тот единственный правильный билет. Нас обманули на две тысячи долларов из-за того, что знание английского не было на нужном уровне.

Сергей Оборин: Тут ещё надо хитрости знать, и мы в итоге пошли на баскетбол. Я никогда в жизни не забуду матч НБА ! Полный стадион, все ряженые, в атрибутике. Я купил себе огромную руку, майку.

Сергей Оборин: Там у болельщиков есть фишка: когда команда соперника атакует, они кричат defense — защищать. Я не знал, как переводится это слово, и не понимал что они все кричат. И вот знаешь, когда слушаешь английские песни, ты как слышишь, так и поешь. Они кричат defense, а я слышу: dear friends. Думаю, ладно, я тоже буду просто кричать dear friends. Когда мысленно возвращаюсь назад, понимаю насколько странно это звучало. Все кричат: «Защищай, защищай!», а я: «Дорогие друзья, дорогие друзья!» 😄 Люди на меня смотрели, конечно, я громкий болельщик. Думаю, я вызывал у них интересные эмоции.

Андрей Твити: А сколько времени ты провёл в Америке?

Сергей Оборин: Две недели. Мы были в Нью-Йорке, Сан-Франциско и ещё в Канаде, в Торонто. Но это, конечно, совсем не то, как можно было бы съездить в Америку. Во-первых, мне сильно не хватило знания языка, а во-вторых, был этот объединяющий фактор: мы же вместе приехали, нам надо и там быть вместе.

Андрей Твити: Вы ездили по работе, можно сказать.

Сергей Оборин: Ну да, мы так к этому и относились. Я видел Ниагарский водопад, и для меня это впечатление крутое. Но я бы ещё много где побывал, там, куда не все хотели.

Андрей Твити: То есть ты хочешь когда-нибудь ещё съездить в Штаты? Такая классическая история: на восточном побережье взять машину и доехать на ней западного доехать, как у Ильфа и Петрова в «Одноэтажной Америке».

Сергей Оборин: Конечно. Я просто люблю тревел-шоу и вижу, какая она разная. Разные части Америки, разные штаты — как будто разные планеты.

Андрей Твити: Ты прав, она очень разная. За время существования школы у
нас работали очень много американцев, и они прямо кардинально отличались. Не знаю, может быть, у нас в России тоже есть такая история.

Сергей Оборин: Не знаю. С концертами по России я посетил около ста городов. Проехать и пообщаться так, чтобы понять, насколько разнится язык, наверное, сложно, потому что ты проводишь день в городе и едешь дальше. Но тем не менее, очень много всего есть: диалекты, говор, слова какие-то, звуки-паразиты, слова-паразиты, какие-то фишки, мимика даже бывает.

Андрей Твити: Это всё коммуникация, а мышление? Так, чтобы одни за одно, другие за другое.

Сергей Оборин: Я много раз слышал, что в Сибири живут люди, которые расположены к общению, открытые, душевные. Мне кажется, у нас все такие, но многие говорят, что это не так. Чаще всего из европейской части России слышно, что у них не так. В Краснодаре, например, или в Чите всё по-разному, везде свои особенности. Это объясняется историей, географией и даже климатом. Поэтому кто-то и говорит, что у нас злые люди.

Андрей Твити: Угрюмые. Когда американцы приезжают, они все говорят, что мы закрытые и мало улыбаемся. У них же принято смол-ток: ты идёшь по улице и улыбаешься, если глазами встретился с кем-то, можно пару слов сказать. А у нас, если посмотришь в глаза, можно ещё за это в нос получить. А если тебе улыбнулись, то думаешь: «Что со мной не так? Чего лыбишься?» И американцы первое время немножко в шоке, что все какие-то злые ходят. В Европе и в Штатах даже одежда разноцветная, а у нас все поголовно в чёрных пуховиках, чёрных штанах, ещё и лица кирпичом. Иностранцы этого сначала пугаются, а потом понимают фишку: когда ты незнакомец, к тебе относятся с подозрением, но когда ты узнаёшь человека ближе, тебя в дом приглашают. В Штатах не так. Там тебе везде будут улыбаться, с тобой будут в приятельских отношениях, но ты никогда в жизни не попадёшь в доверительный круг, тебя могут никогда не позвать к себе домой, с тобой никогда не будет дружеских отношений, потому что культура устроена по-другому. То есть у них это дежурная вежливость. Они все друг другу открыты, приятны, но дальше уже не прорвёшься. А у нас наоборот: пока человека не знаешь, он, как ёж, закрывается от тебя, но как, только вы чуть-чуть узнаёте друг друга, всё — женить, крестить, давай в баню, в прорубь нырять. У нас был бразилец, и его купали в проруби. Сначала в баню, потом в прорубь. Открытость у нас выглядит по-другому.

Сергей Оборин: Я согласен, и одновременно не согласен, потому что смотря с чем сравнивать. Наверное, большинство людей можно считать закрытыми, угрюмыми, на своей волне. Я десять лет жил в Москве, и помню ощущение самого себя на улице среди людей, в общественном транспорте, в парках. Там мне как-то хотелось зажаться, закрыться. А в Новосибирске по-другому. Может быть, потому что это мой город. Я просто из тех людей, кто тоже может идти и кому-то улыбнуться. Стараюсь не думать о том, что я могу получить по лицу. Мне просто радостно, и я улыбнулся, вот и всё, а транслируют ли мне в ответ радость или нет — не так важно. Но гораздо чаще в Сибири можно увидеть улыбку в ответ, услышать добрые слова или получить ответ на свой вопрос. И так говорю не только я, но и люди, с которыми мы общаемся в Москве. Например, большая часть людей из моего мира юмора переехали сейчас в Москву. Они остались там сибиряками, не стали трансформироваться, как хамелеоны. И ещё многие люди подмечают, что именно у нас в Сибири так. Поэтому интересно, как это в Америке, конечно. Судя по тому, что ты рассказываешь, тоже всё по-разному. Очень интересно понаблюдать за этим вживую. Поэтому я очень хочу побывать там ещё раз, а может быть, и не раз. Надеюсь, у меня получится.

Андрей Твити: Серёга, мне ещё интересно всё-таки вернуться к твоему опыту
выступлений. После КВН и Первого канала ты куда-то дальше в медийную историю выдвигался?

Сергей Оборин: После КВН у нас два года были достаточно плотные концерты, гастроли. Плюс я никогда не отходил от роли ведущего, у меня периодически были мероприятия. Поэтому два года года после КВН были плотно расписаны.

Андрей Твити: Вообще хотелось бы тебе на телек обратно вернуться, на «ТНТ», например? Или в проект на YouTube, ВКонтакте?

Сергей Оборин: Наверное, вторая часть вопроса более актуальна, потому что интернет победил телевизор. Когда-то я вообще не верил, что это случится. Я был свидетелем эпохи телевидения, и потом случился этот шаг, когда www наступили на антенну. Сейчас всё очень быстро развивается. У нас даже когда-то был пилот шоу, которое выходило на YouTube — ProYouTube. Я был ведущим, и ко мне в гости приходили известные ребята: Денис Дорохов, одна девочка-блогер и Ксюша Корнева — наша новосибирская сокомандница, а сейчас участница «Уральских пельменей». Мы с ними разговаривали о том, что посмотреть на YouTube, что там смотрят известные люди. Периодически в этих выпусках я приводил статистику: какое количество минут выкладывается в секунду или появляется в текущий момент, пока я говорю это предложение. Там какие-то цифры небывалые, я даже не вспомню, и чтобы выбрать, что смотреть на YouTube сейчас, нужно потратить огромное количество времени. За неделю не получится это сделать, просто чтобы понять, какой тебе контент интересен.

Сергей Оборин: В целом, конечно, YouTube — площадка очень крутая. Потому что КВН — это история, которая всегда связана со словом «редактура», и редактура не моя личная, внутренняя, а других людей. Они в этом компетентны, спору нет, но твоё творчество ограничивают, меняют, ставят под каким-то другим углом. В КВН нужно соответствовать определённому формату. А YouTube и всё, что связано с интернетом, — это свобода действия. Любая твоя идея может быть реализована, тем более на YouTube.

Сейчас вообще интернет — это площадка, в которой нет абсолютно никаких границ. Что касается нецензурной лексики, я в жизни достаточно часто её употребляю. Считаю это неотъемлемой частью богатой русской речи. Я даже как-то проводил у себя в соцсетях у себя опрос, имеет ли место мат. Один человек ответил «нет», а все остальные сказали: «Да, конечно». И это круто, что есть возможность так легко транслировать свои идеи через гаджеты, через экран, через интернет. Просто надо это делать. На сегодняшний день у меня есть несколько задумок, которые, я надеюсь, не будут оставаться задумками, как прежние мои мысли. Потому что жаль, что время уходит, а я не приступаю к действиям. Важно приступить к действиям.

Андрей Твити: Ты жил в Москве какое-то время после КВН, а потом вернулся в Новосибирск?

Сергей Оборин: Многие мне задают вопрос: «Как, ты из Москвы переехал в Новосибирск?!» Я им говорю, что интонация неправильная в вопросе. Да, я переехал из Москвы в Новосибирск. Это было во время пандемии, я изначально приехал в гости на две недели, потом решил переждать два месяца, в итоге я здесь уже два года. Второй год я ещё катался туда-сюда: месяц жил там, месяц здесь. А год или полтора назад я поехал в Москву с целью снова туда переехать. И это был переезд в город ради города. То есть, я уже вроде как жил в Москве и вернулся в Новосибирск, но там так много всего, а тут совсем немного. И я сомневался насчёт этого переезда, потому что всё это время в Новосибирске мне было очень спокойно. Здесь все своё, город развивается, возможностей много. А в Москву ехать… Зачем? Мне несимпатичен вариант ехать в город ради города. Москва — классный город, но и Новосибирск классный. Для меня это просто разные города, в которых есть свои плюсы и минусы.
Я поехал в Москву без какой-то конкретной цели, просто ещё раз попробовал переехать туда. Прожил там два месяца, прожил угрюмо, грустно и тяжело, потому что мне вообще не было понятно, зачем я приехал.

Сергей Оборин: Живя в Новосибирске, где мне комфортно, я могу легко съездить на работу в Москву, потратить всего четыре часа на перелёт. Да, это стоит денег, но это не такие большие деньги. Необходимости переезжать в Москву пока нет. Я с удовольствием поеду туда или в любой другой город на неделю, на месяц, на два. И Россией я себя не ограничиваю. У меня есть много коллег, которые сейчас живут в Таиланде, в Дубае, в Европе, в Штатах. Они знают английский язык и, говоря и на русском, и на английском, нашли там применение своему творческому мозгу. Периодически они меняют локацию, приезжают в Россию, опять уезжают туда, и это круто.

Я считаю, что ты правильно сказал про базу, потому что должна быть какая-то опора у человека. Мне здесь точно нравится находиться, нравится, как в детстве, гулять по Красному проспекту. Я люблю смотреть на Оперный театр, который практически никак не поменялся, кроме цветных лампочек. Это всё моё. Мне очень импонирует этот город и люди в нём. Потому что город — это люди. А возможность куда-то поехать, пусть даже не на месяц, а на год или два года — ну, окей.

Андрей Твити: Серёга, спасибо тебе большое, что пришёл! Я был рад с тобой пообщаться, узнать много интересного. Для меня приоткрылись кулисы КВН и телевизионный жизни. Надеюсь, нашим читателям тоже понравилось. До скорой встречи!

Сергей Оборин: Пока-пока!